Выехали они до рассвета. Сонная Рэйчел куняла в седле, и Дэйв придерживал ее, как и раньше, поперек груди.
Он думал о том, как она спала, по-детски распахнув губки, и как он будил ее, трогая за бедро… Всю ночь ему снилось ТАКОЕ, что Дэйв пристыжено помалкивал. На штанах его красовалось огромное мокрое пятно
Вокруг светилась заря, розовая с белым, огромная и бездонная, как сон. Глаза Рэйчел с каждой минутой распахивались все шире, и вслед за ними раскрывался рот: она еще никогда не видела зарю в пустыне.
Корка грязи осыпалась с нее почти всюду, кроме волос, слипшихся в твердый шлем, на котором можно было писать карандашом; подкрашенная кожа осталась бело-голубой с серебром, и голая, просоленная Рэйчел выглядела, как фантастический дух пустыни. Ее тело светилось молочным светом, отражая свет зари.
Уже показался край солнца, поджигая воздух… Они скакали по засушливым плоскогорьям Невады. Вымыться было негде: соль Куиксэнд-Риверз так просто не смывалась, а на скудных ранчо вода была на вес золота, расходуясь только на питье людям и скоту. Единственные в округе реки уходили летом под землю, образуя жуткие топи. Только перед Сорроубэнком было небольшое слабосоленое озерцо
Сладкая ломота в теле усиливалась — и вдруг ударила щекочущей волной в мозг, вытеснив остатки сна. Рэйчел застонала… Ее бутончик сам собой наделся на какую-то складку, давящую на самую чувствительную, самую сладкую горошинку ее пиписьки; это было так истаивающе-приятно, что Рэйчел ерзала на седле, прилипнув пиписькой к заветной складке. Каждый толчок вгонял маленькую сладкую молнию в ее тело, и Рэйчел принялась ритмично стонать: а! а! а!..
Дэйв, опустошенный за ночь, видел, что с ней творится, и мрачнел тем больше, чем сильней разгорался рассвет. Вдруг он резко натянул поводья
— Ай!… Что случилось?
— Ничего. Слезай.
— Что такое?
— Слезай. Слезай, Рэйчел.
Она слезла, вопросительно глядя на него.
— Иди сюда, вот сюда… Так. А теперь растопырь-ка ножки
— Дэйв! — она отпрянула от него.
— Не бойся, глупая. Я ничего с тобой не сделаю. Разве я похож на подонка? Не сделал же до сих пор, а?… Просто немного помогу тебе. Ты ведь понимаешь меня, детка… Раздвинь ножки, не упрямься. Видишь — я даже не раздеваюсь
Рэйчел глядела на него своими черными глазами, зиявшими на бело-голубом, как у мима, лице, — и слегка присела, растопырившись коленками и продолжая смотреть на него.
— Еще, еще… Не могу смотреть, как ты мучишься… — бормотал Дэйв, пригибая ее к земле. — Давай так: я лягу вот сюда, в песок, а ты… давай — садись на меня! Да не сюда, — прямо на лицо мне! На коленки обопрись — и… Вот так, — шамкал он, опуская распахнутое хозяйство Рэйчел себе на рот
Оно было горько-соленым от грязи — и, конечно, липким, как медовая мастила. Рэйчел взвыла, когда влажный язык вторгся в ее тайные пределы и ужалил в самый-самый сладостный узелок ее раковинки
Она ожидала чего угодно, но только не этого. Содрогнувшись, она хотела сбежать, но Дэйв ухватил ее бедра крепко, как капкан — и Рэйчел забилась в этой сладкой ловушке, переполняясь оглушительным, неописуемым, неизбывным наслаждением.
— АААААА! — орала она, проваливаясь в сладкий колодец без дна. Ничего подобного она не испытывала и не знала, что это возможно: все прикосновения к ее пипиське были жалкой толкотней в сравнении с пронизывающими радугами, которые исторгал из нее язык Дэйва. Он вылизывал, высасывал, выцеловывал ее насквозь, навылет, и она была беззащитна перед ним, и растекалась липкой мякотью, и таяла, таяла, истаивала и растворялась в заре, розовой, как сахарный петух, и лопалась на клочки, и сгорала сладким факелом, и умирала, умирала второй раз за сутки
— … Ну? Полегчало? Совсем другое дело, правда? — Дэйв выполз из-под нее, отряхивая пыль с волос. — Ай да девочка! Смотри, сколько вытекло из тебя! — Он вытер рукавом лицо, залитое липкими потоками.
И все это ты держала в себе!… Не удивительно, что ты чуть не лопнула. Я уже боялся, как бы на твой крик не сбежались койоты… Ну, все хорошо, все хорошо… — Он присел рядом с Рэйчел, потрясенно стоящей на коленях, и обнял ее. Ему и самому полегчало, и он почти не чувствовал груза на сердце, хоть член его снова окаменел, как пика.
Прижимая ее к себе, он говорил ей какие-то глупости, глядя на ее обалдевшее личико и радуясь за нее. Вскоре они оседлали коня и тронулись дальше. Дэйв просил ее продолжить про Ромео и Джульетту, и Рэйчел хриплым голосом стала рассказывать, постепенно увлекаясь. Солнце, едва приподнявшись над зигзагом гор, начинало припекать, и Дэйв подгонял коня.
За рассказом дорога промелькнула быстро, и к девяти они подъехали к ранчо Кэрренхоу.
— Слушай, Рэйчел. Слушай, девочка… Прятать тебя негде — и примут здесь тебя, скорей всего, за… короче говоря, за шлюху. Не дергайся — это-то как раз и хорошо: к чему нам, чтобы в тебе узнали воскресшую еврейку из Фэйксвилла? Побудешь для разнообразия шлюхой, лады?
Так и было: полуголую девчонку, обмазанную к тому же эрогенной грязью, встретили подмигиваниями, весельем и просьбами сдернуть накидку. Шокированная Рэйчел куталась в нее и слушала, как ковбои спорят, сочные ли у нее дыньки. Дэйв прикрикнул на них, поговорил с хозяином — и им дали воды, котел баранины и сарай, набитый мягкими тюфяками, на которых они сразу же и уснули, проспав весь полдень и всю сиесту.
В полшестого Дэйв и Рэйчел вышли, пошатываясь, из сарая — сонные, размягченные, как тюфяки, на которых они спали. Оседлав коня, такого же сонного и вялого, они тронулись в путь.
Конь еле шевелил копытами, и Дэйв лениво покрикивал на него. Солнце зашло за край каньона, и Рэйчел оголилась, сбросив накидку. Горячий воздух вытягивался к верхушке каньона, уступая место прохладным вечерним потокам, и это было приятно голому телу, как купание. Измученное солью тело Рэйчел овевалось вкусным ветерком, холодящим бедра, и она мурлыкала, откинувшись к Дэйву.
Краски каньона темнели, густели, окутываясь тенью… Рэйчел была такой сонной и разнеженной, что Дэйв хрипел от умиления. Ему хотелось мять и гладить ее, как кошечку. Не выдержав, он ткнулся лицом ей в щеку и застыл, придержав запретный поцелуй. Рэйчел не отстранилась, и какое-то время они молча покачивались вместе, прижавшись щека к щеке. Рукой Дэйв привлекал ее к себе, поближе к сердцу, где давно уже саднила горькая игла. Тело Рэйчел, позабыв стыд со сна, вытягивалось к Дэйву, дразня его
Вдруг из-за скалы на них с криком вылетел коршун. Рэйчел вскрикнула, чуть не свалившись с коня; Дэйв тоже вздрогнул от неожиданности — но тут же зашептал Рэйчел:
— Ну чего ты, ну чего?… Не бойся, девочка, не бойся, моя крошка, — шептал он ей, обнимая гибкую фигуру и подминая пальцами сосок. Неудержимо-нежная волна подхватила его, и он уже не мог ей сопротивляться. Рэйчел льнула к нему, бодала его глиняной макушкой, терлась об него ухом и гладила ему руки, отдаваясь той же неудержимой волне
В этот момент они выехали из-за угла скалы, размыкавшей каньон. В лицо им ударил розовый свет. Рэйчел снова вскрикнула, на этот раз — от восторга; и даже Дэйв, насмотревшийся пустынных видов, не смог сдержать возгласа.
Огромное солнце цвета темного огня висело над горизонтом, заливая струистым полыханием впадину, которая вдруг раскинулась перед ними без краев и пределов.
Небо, обрезанное черными волнами гор, светилось такими невообразимыми цветами, что из Рэйчел сами собой потекли слезы, оставляя голубые дорожки на просоленном лице. Вдали, в глубине впадины, мерцал клочок опрокинутого неба, горящий облаком-близнецом: это было озеро Сорроу-Лэйк, к которому они двигались.
Рэйчел
тихо скулила, задыхаясь от слез, и Дэйв прижался к ней, впитывая ее восторг. В священном молчании они доехали к озеру, спешились и подошли к берегу, держась за руки.
Солнце еще не зашло, и клочки розового огня полыхали в воде, превратив ее в горящий металл.
— Рэйчел! А… — хрипло начал Дэйв и умолк.
— Что?
— Ничего.
Он хотел спросить ее, не возражает ли она, чтобы он разделся — но… Руки его сами расстегнули штаны, сами сбросили грязные тряпки на землю — и он стал против Рэйчел, впервые в жизни стесняясь своего огромного вздыбленного члена. Рэйчел смотрела на него с ужасом, уважением и любопытством.
— … Ну! Чего же ты? Давай скорей в воду! — прохрипел Дэйв, подтолкнул ее — и они вдруг с визгом и с криком ринулись к огненному зеркалу. Конь завистливо заржал, отвечая им.
— Погоди! И тебя выкупаем! — крикнул ему Дэйв, хохоча от удовольствия. Рэйчел присоединилась к нему — и добрых пять минут они орали, визжали, брыкались и брызгались, утонув в пучине первобытного восторга.
… Накричавшись, Дэйв выскочил нагишом на берег, расседлал коня и въехал на нем в озеро, подняв фонтан брызг. Рэйчел, обалдевшая от счастья, вцепилась коню в гриву и принялась целовать его, — а конь фыркал и отряхивался, радуясь воде… Они возились и плюхались втроем, пока не устали; тогда Дэйв вывел коня обратно, а сам вернулся к Рэйчел и принялся нежно мыть ее.
Грязь никак не хотела сходить с ее кожи и волос, и приходилось с силой массировать тело, чтобы очистить его. Рэйчел плавала, лежа на спине, а Дэйв вымывал соль у нее из волос; затем они с силой терли друг дружку, пьянея от соли, от огненного безумия пустыни и от бесстыдства.
Совместное мытье гениталий, неизбежное и оттого вдвойне сладкое, возбудило их до дрожи, и Дэйв с Рэйчел едва держали себя в руках. К тому же Дэйв впервые видел вблизи Рэйчел такую, какая она есть — смуглую, черноволосую девушку-подростка, большеротую, горько-чувственную, как цветок кактуса, — и выл от ее юности и красоты, как от прищепки на яйцах. К испанской и еврейской крови тут явно подмешалась индейская, и раскосые глаза Рэйчел мучили Дэйва, как наваждение.
Не выдержав, он вдруг прижал к себе мокрую фигуру.
Секунду они смотрели друг другу в глаза, пронзившись общим током, — и затем началось такое, что ни описать, ни назвать
Кто первым бросился на чьи губы, кто кого начал ласкать и мять — непонятно; не прошло и минуты, как Дэйв и Рэйчел яростно пожирали друг друга губами, стоя в огненной дорожке заката. Они лизали друг друга горькими, безжалостными языками, горящими от соли; в их душах рвались молнии и фейерверки, и весь мир отпал в никуда. Голые лобки уперлись друг в друга так, что было больно… но Рэйчел вдруг сжалась, задрожала и оттолкнула Дэйва.
— Что? Что такое?..
— Дэйв… Что мы делаем?… Что мы делаем?! Так ведь нельзя… Ларри… Мы с Ларри… Я не могу, Дэйв… — бормотала она.
— Ларри?!… — Дэйв ощутил, как у него темнеет в голове. — Значит, Ларри? Ну погоди, сейчас я покажу тебе Ларри! — рычал он, чувствуя, как его уносит мутная волна. — Вот тебе Ларри! — орал он, повалив визжащую Рэйчел на спину и пристраиваясь к ее раковине. — Вот тебе Ларри, вот тебе! — дергался он, рывками входя в липкий проход. — Ага, мокренько? Течем, как и полагается? Ууу, еще как!… Вот вам и Ларри! — хохотал он, проникнув за пару толчков в сердцевину Рэйчел. Та беспомощно повизгивала, пытаясь оттолкнуть его тонкими руками, и наконец обмякла под напором его бедер. — Ага! Ага! Значит, мы уже не девочки, хоть нам и «хыхнадцать», — и кто-то побывал здесь до меня, да? Чей-то длинный ебучий хер, да? Уж не тот ли самый Ларри, а? Вот тебе, вот тебе Ларри!… — бормотал Дэйв, трахая ее и сходя с ума от жестокого наслаждения.
Он ненавидел себя, но ничего не мог с собой поделать. Рэйчел зажмурилась и плакала — но бедра ее сами собой подмахивали Дэйву, и плач все больше переливался в стон. — Ага, запела пташка? Нет, ты у меня кончишь! Кончишь, кончишь, кончишь, кончишь, кончишь, — приговаривал он, прыгая на ней, как шимпанзе, — кончишь, как кончила утром, когда я лизал тебе твою липкую кисочку, твою мокренькую розовую девочку, липкую-липкую, и сладкую, как мед, — хрипел он, и Рэйчел лопалась от стыда и от адского, пронизывающего наслаждения, пульсирующего в утробе.
Оно вдруг вскипело в ней, как молоко, поднялось, разлилось по жилам и клеткам — и затопило ее огненной рекой, слившейся с меркнущим закатом
Рэйчел орала, хрипела, билась головой и бедрами о камни, — а Дэйв поливал ей живот белыми брызгами и терзал рукой ее лоно, войдя пальцем внутрь. Он едва успел выпрыгнуть из нее; «хоть здесь не буду подонком», думал он… Стыд, катастрофический стыд и раскаянье нависли над ним, и он убегал от них, нервно целуя Рэйчел, лежащую ничком, как подстреленная птица
***
В Сорроубэнк они въехали в глубоком молчании.
Дэйв извинялся, целовал ее, гладил, молил о прощении — но Рэйчел тихо плакала, не отвечая ему. Наконец замолчал и Дэйв, придерживая рукой Рэйчел, угловатую и неподатливую, как коряга. «Недаром это озеро называется Сорроу-Лэйк…», думал он*.
_____________________
*Печальное озеро (анг) — прим. авт.
Уже стемнело, когда они подъехали к мотелю. Усталые, измотанные, мрачные, они сели за свободный столик. Подошла толстая трактирщица, и Дэйв потребовал комнату с двумя кроватями, два платья для Рэйчел, жратвы и выпивки. Вскоре все было готово; Дэйв отвел Рэйчел переодеться, демонстративно отвернувшись, когда она разматывала накидку, — и они вернулись к столу, уже уставленному тарелками и бутылками.
Дэйв налил себе Джека Даниэлса* — и Рэйчел вслед за ним тоже.
________________
*Марка виски. — прим. авт.
— Ты уверена? — спросил Дэйв. Рэйчел промолчала, не разговаривая с ним — и только вызывающе глянула ему в глаза, поднося ко рту стакан… Кашляя, как астматик, она все же выпила его до дна, и лицо ее стало цвета заката, виденного ими у озера. Покачав головой, Дэйв принялся за еду.
За соседним столиком сидели два ковбоя, беседуя по-испански. По мере того, как они пьянели — голоса их гудели все громче, перекрывая все вокруг:
— А молодой Лоуренс Хэвисайд, что в Фэйксвилле, — слыхал? Вчера присылал сватов к дочери старого Мигеля Уэски. Паршивый щенок подлизывается к старинной арагонской фамилии, а?
Дэйв похолодел, надеясь, что Рэйчел не понимает по-испански, — но она встрепенулась и привстала. Дэйв наступил ей на босую ногу, заставив вскрикнуть, и посмотрел ей в глаза долгим взглядом. Рэйчел нагнулась к тарелке, сжав губы.
— … Ну, так они с Дэрил уже давно это самое!… Старый Мигель не против, ведь папаша Хэвисайд нынче первая шишка в Фэйксвилле. Недавно только у них заминочка вышла… С Ларри спуталась какая-то еврейка, — а добрые люди донесли все это сеньорине Дэрил.
— А, так это ее утопили в трясине? Ну, с папашей Хэвисайдом связываться — все равно что сцать против ветра. Жалко только отца девчонки, скажу я тебе. Хоть и еврей, а все-таки… Быть вендетте, я тебе доложу. Не иначе… Оно и справедливо будет: слишком уж распоясались остроголовые. Это все старый пердун Эллайя мутит. Хоть бы этот еврей пристрелил его
Рэйчел захрипела, подавившись куском мяса. Ковбои обернулись, и Дэйв поспешно вскочил:
— Досточтимые сеньоры, прошу простить меня!… Я стал случайным свидетелем вашей беседы, и хотел переспросить вас… Не ослышался ли я: в самом ли деле молодой Ларри Хэвисайд сватается к сеньорите Дэрил Уэска?
— Да, сеньор, именно так, — солидно икнув, ответил ему ковбой. — Я доподлинно …
знаю об этом, так как горничная сеньориты Дэрил — невеста моего брата, Антонио Эрнандеса Хулио Эстебана Марии Рамиро-и-Санчеса, — может быть, вы слышали о нем
Вдруг Рэйчел с грохотом вскочила и убежала к себе в номер, опрокинув стул.
— Тысяча извинений, сеньоры, — пробормотал Дэйв и кинулся за ней.
Она лежала ничком на кровати и рыдала так, что Дэйву стало страшно. Замирая на каждом шагу, он подошел к ней
— Рэйчел!..
Она не отвечала ему, спрятав голову под подушку. Дэйв присел на край кровати, положил руку ей на спину, робко погладил… Она не вырывалась — и он гладил ее снова и снова, все сильней, нежней, и говорил ей что-то, сам не понимая, что говорит
Наконец она повернулась к нему, зареванная, красная, растрепанная, и посмотрела на него своими индейскими глазами, мокрыми и темными, как черника.
Дэйва пробрала дрожь, и он нагнулся к ней
Через пять минут они катались по кровати, присосавшись губами друг к другу, и Дэйв мял Рэйчел между ног, задрав ей юбку и оголив бедра.
Рэйчел задыхалась от желания и слез, — а Дэйв напялил ее промежностью на руку, как тряпичную куклу, и тискал за голую срамоту, вгоняя в ее тело отчаянные молнии. Рэйчел елозила бедрами по его руке, вмазываясь в нее так, что было больно; не прекращая мучить ее, Дэйв потянулся свободной рукой к поясу
Расстегнуть штаны было делом секунды. Вскоре его член был в ней по самые яйца, и Дейв с Рэйчел подпрыгивали на кровати, рискуя обрушить ее вместе с полом на первый этаж. В Рэйчел давно уже горел огненный шар, застыв на пороге, и она выталкивала его прочь из себя, насаживаясь на Дэйва, как на оглоблю — еще, еще, еще и еще
— Аааа! Аа! Аа! — кричала в беспамятстве она, обтекая утробой безжалостный кол. Огненный шар уже был готов истечь из нее, уже дрожал и плавился, и таял, и протекал сладостными каплями наружу… Еще, еще немножко, еще совсем чуть-чуть — и
— ААААААААА!!! — Шар вдруг взорвался, испепелив ее внутри, и багровая Рэйчел вцепилась ногтями в рубашку Дэйва, раздирая ее на клочки. Глаза ее выкатились так, что Дэйв испугался и кончил не сразу.
«Под Ларри ты так не кончала… Я знаю это, как знаю то, что вытащил тебя из ада», думал он, содрогаясь от ее воплей. Нежная длинноногая Рэйчел превращалась в оргазме в дикую тигрицу, выламывая член Дэйва осатаневшими бедрами. Наконец Дэйв не выдержал — и извергнулся в нее, заорав, как бизон. «Наконец-то!…» — хрипел и смеялся он, впрыскивая в Рэйчел молнии жидкого огня. Он наслаждался этим оплодотворением, как самым вожделенным счастьем на земле; он целовал обезумевшую Рэйчел и думал, как его семя растекается по ее лону, рождая новую жизнь. Впервые мысли о потомстве доставили ему жгучее наслаждение, и он впрыскивал в Рэйчел струю за струей, пока сам не растекся по ней мягкой, опустошенной массой
***
Рано утром Дэйв выехал из мотеля, строго-настрого наказав сонной Рэйчел не выходить из комнаты, пока он не вернется. Он сказал ей, что у него срочное дело на отдаленном ранчо Эль Пуэрта, и ей придется ждать его до глубокой ночи.
Рэйчел снова плакала, просилась с ним, не отпускала его — но он все-таки уехал. Вернулся он за полночь — и сразу впился губами в Рэйчел, повисшую у него на шее. Через минуту он уже сновал в ней, как маховик, через пять минут впрыскивал в нее новые реки семени, — а через десять они спали, прижавшись друг к другу и забыв разлепить гениталии.
… Наутро за завтраком все тот же мексиканец говорил своему другу:
— Слыхал новости? Вчера остроголовые хотели утопить в своей трясине очередного индейца, и гать, которую они построили над топью, ни с того ни с сего рухнула! Двое увязли насмерть; среди них — сам старик Хэвисайд, да провалится его душа прямо в ад… Весь Фэйксвилл стоит на ушах. А индеец сбежал!… Так мало того: в тот же день Хэвисайд-младший срал в сортире, и под ним рухнули доски! Поплавал там, нахлебался дерьма, как мы с тобой вермута… Едва не утоп. Спасибо, слуги услыхали… Говорил я — быть вендетте! Только непонятно, как старый еврей утворил все это
— Боже мой! Ларри!… — прошептала Рэйчел, взглянув на Дэйва.
— Ларри? Какой еще Ларри? Почему это моя невеста думает о каком-то Ларри? — картинно зашумел Дэйв, и Рэйчел опустила взгляд на тарелку, занявшись бараниной.
Автор: Человекус (http://sexytales.org)
У нас также ищут:
кончила очень сильным сквиртом, пикаперы трахнули девушки в парке, тетя и мама ебут сына, отец дочку трахнул против воли, самые лучшие русские инцест фильмы, порно фото только что порвали целку, видео фистинг когда девушка парня, сиськи комиксы трахнуть, порно медсестра ебут толпой, порно трахнул девушку бесплатно, порно инцест отец видео бесплатно, трахнуть бабку старую в жопу, жестко трахнул в рот и в жопу, смотреть русскую порнуху целка, Парень трахнул подругу и кончил на лицо, взрослую женщину ебут как шлюху, фистинг с сквиртом фото, трахнули понравилось, эротика мам с сыновьями инцест, ебут доярок, снимать целку, смотреть бесплатно инцест порно брата и сестры, смотреть бесплатное русское порно инцест онлайн, ебут лежа, таксист выебал, онлайн порно инцесты