Лихие 90-ые. Глава 08 — Новое платьице принцессы
Для начала я принес из раздевалке портновский сантиметр. Взял ручку и записную книгу. И подозвал Дашульку.
— Встань на кровать, чтоб мне не нагибаться. Желаю знать, что для тебя брать, когда в город поеду.
Естественно, я лгал. Никуда ехать не собирался. Ну и никакие вещи брать не планировал, пока до отвала не наиграюсь с голенькой и «понарошку одетой» малышкой. А мерки мне пригодятся совершенно для другого.
Девченка послушливо поворачивалась, чтоб было удобней измерять. Был большой соблазн перевоплотить это в игру: ставить беднягу в различные аппетитные позы, определять с умным видом «полуобхват письки», расстояние от левого соска до клитора, от пупка — меж ножек — до дырочки в попке… Но после унизительного подмывания Дашеньке необходимо было дать успокоиться. Потому я стремительно снял обыденные портновские мерки и отпустил малышку.
— А пока я не поехал, найду что-то для тебя попу прикрыть. Ожидай здесь.
Я возвратился в раздевалку. В ящике там лежало с десяток моднейших тогда ремней. Купил их, как увидел: так здорово они подходили для моих опасных планов. Не кожаные, не тряпичные, а плоские железные цепи из круглых звеньев — колец. С увеличенным и выгнутым крючком последним звеном из пружинной стали заместо пряжки.
Ремни были заблаговременно испытаны на крепкость. А трудяги с примыкающего завода старательно отшлифовали и отполировали каждое звено, чтоб не осталось никаких царапающих шероховатостей и острых граней.
Я вынул два ремня, отмерил размер и взял «болгарку» — совершенно небольшую и потому не очень звучную. Укоротить ремни заняло не больше пары минут: алмазный диск резал сталь как масло.
Позже взял сантиметр и ножницы. Вырезал из приготовленной ткани узенький прямоугольник подходящего размера. Сделал небольшой неприметный надрез посредине длинноватой стороны. И возвратился с выкроенной тряпкой в спальню.
— Вот, отыскал только это. Хорошо, попробуем сделать из тебя благопристойную девченку. Иди ко мне.
Полосы бы с припасом хватило, чтоб обернуть ей малышку по талии. Она забавно подбежала, но здесь я изобразил дурачины. Прямо у нее перед носом вдруг порвал ткань напополам по надрезу:
— Вот, это у нас будет маечка, а это юбка.
Бедняга чуть ли не зарыдала от расстройства. А я, как бы не понимая, стал усердно заворачивать ее в «юбку». Но сейчас концы тряпки не сходились см на 10. Как и планировалось.
— Ничего-ничего, на данный момент найду шнурок, создадим завязки! — с энтузиазмом произнес я, опять уходя в раздевалку.
Скоро я возвратился с грустным видом и развел руками:
— Представляешь, и завязок не отыскал.
Даша была готова разреветься от обиды. Но здесь я просиял:
— Выдумал, кажется! Ну, точно! На данный момент мы тебя оденем, — опять сбегал и возвратился с цепными ремнями.
— На данный момент смудрим для тебя одежку. Обещал одеть, означает, одену. Только как мы… ага, знаю, на данный момент, — и принес коробок с большенными пластмассовыми канцелярскими скрепками (я возлагал надежды, что пластмассовые не будут так царапать кожу, как могли бы стальные).
Для начала я надел ремень девченке на талию. Крючок пряжки звонко клацнул об одно из колец. Ремень застегнулся. Он был откушен под дашкин размерчик — так, чтоб не висел длиннющий хвост, а осталось излишним только одно кольцо.
Глупышка не сообразила, что только-только с ней вышло. Один щелчок преобразовал ее в мою беспомощную игрушку. Которую я сейчас могу как угодно связывать, пользуясь этими кольцами, из которых состоит ремень. Могу соткой методов привязывать к нему ее ручки и ножки.
Что ей помешает ремень расстегнуть и удрать? Не сумеет. Я заблаговременно приплюснул молотком крючки пряжек на всех ремнях. Так, что сейчас зазор «входа» крючка был меньше толщины колец. Потому при защелкивании необходимо было приложить солидное усилие, чтоб звено перескочило в крючок. И еще большее, чтоб ремень открыть. Дашке навряд ли силенок хватит. Хотя, если поднатужится как надо, может, и откроет. Но я всегда могу подстраховаться и закрыть цепь на небольшой подвесной замочек (да-да-да, я запасся, как Плюшкин).
Надев ремень, я навесил на каждое звено по скрепке. Девченка стояла смирно. Она даже не сообразила, что только-только ее посадили на цепь!
Естественно, заместо дурных скрепок у меня были припрятаны куда наилучшие крепления, но ведь моя жива игрушка не должна просечь, что все издавна готово и ожидало ее. А то она ужаснулась бы.
Я взял тряпку и начал защемлять ее свисающими с цепи скрепками. Они держали благопристойно. Ткань не выскальзывала, тем паче, что я отогнул полоску в самом верху, потому скрепки прихватывали два слоя материи.
Начал с дашкиного бока. Было надо, чтоб воспитанница прочуяла: «какая удовлетворенность, меня наконец одевают!». И я, дойдя до живота, провел пальцем по расщелинке понизу, грустно сказав: «до свиданья, писечка!».
Пациентка, подпрыгнув от моего нахальства, здесь же разулыбалась. И послушливо крутилась, пока я не окончил ее «юбку» (по пути попрощавшись и с попой).
— Ну вот, — полюбовавшись на итог собственных трудов, одобрил я, — полностью благопристойно вышло. Сейчас ручки на голову закинь. Будем топик делать.
2-ой ремень лег девченке у подмышек, над грудками. Щелк! — и очередной шаг к магическому превращению Дашки в девочку-трансформер изготовлен! Бедолага только одним отличается от мультяшных трансформеров: те преобразовывались по собственному желанию. А мой котенок будет поменять позы только потому что захочется владельцу.
Но сделать такое открытие ей только еще предстоит. А пока я оставшимися скрепками навесил на верхний ремень 2-ой кусочек тряпки. Вышло что-то вроде топика.
Повертел дуру в различные стороны. Изобразил озарение и приволок из раздевалке достаточно несуразную сумку. Отстегнул от сумки ручки и прищелкнул Дашке к верхнему ремню. Вышли хорошие бретельки.
Сумка не напрасно казалась несуразной. Ее «ручки» и были бретельками. Бархатными, ненатирающими, но с крепким шнуром снутри. Я заблаговременно прицепил их к сумке только для того, чтоб задурить девченке голову: типо, все изобретается на ходу.
Чуток подрегулировал длину ручек. Бретельки комфортно легли на дашкины плечики, поддернув ремень к подмышкам. Сейчас девченке должно быть удобней: ремень не будет торцом елозить по сиськам. Даже когда я буду связывать беднягу.
Оставалось надеть Дашке особые кожаные браслеты: на лодыжки, над коленками, над локтями и на запястья.
Браслеты могли пристегиваться карабинчиками друг к другу либо к кольцам ремня. По сути, они были не неотклонимы: при насаженых ремнях я мог бы связывать девченку и просто отрезками шнура либо ленты. Но держать воспитанницу в браслетах — это было внушительно. По-буржуински. Возиться с ней приятно и просто. Пару щелчков карабинов, и пациентка преобразуется в немощного пупсика в какой-либо необычной позе, стиль «к воспитанию готова!»
Шнурки либо ленты — это «копейка», а вот браслеты — будет уже «mercedes».
Само собой, я издавна в мелочах обмыслил, как надеть дуре браслеты, чтоб она ничего не сообразила до поры до времени.
Я поддернул и расправил дашкину «юбочку», которая десятисантиметровым «разрезом» элегантно оголяла девочкино бедро. Приготовился заболтать малышку, которая на данный момент увидит браслеты и замочки (они лежали в той несуразной сумке).
Ну вот, порядок действий повторил, правильные слова помню. Начинаем последний акт одевания подопытной. Через 5 минут у меня уже будет бегать роскошная девочка-конструктор. В хоть какой момент я смогу собрать из этого конструктора что угодно.
Я набрал воздуха. Перед тем, как начать гласить, поднял в конце концов взор на лицо воспитанницы: при убеждении 1-ое дело в глаза глядеть.
Поднял — и обалдел.
Дашка зияла. Она смотрелась в зеркало на стенке, и ее глаза сияли, как два фонарика.
Девченка, еле касаясь, погладила себя по «маечке». Грациозно оборотилась чуток боком. Расправила «мини-юбку» на бедрах.
Я-то собирался не позднее, чем через полчасика небережно, мимоходом сдернуть их с пристегнутой врастопырку к для себя самой, совсем немощной — забавляйся, сколько влезет — малышки.
Эти ее тряпочки для меня были временно нужным злом, от которого скоро можно будет избавиться. Полчасика побегает дура, попривыкнет, и милости просим к владельцу, на первую сборку конструктора. Я с нетерпением предвкушал дальнейшее наслаждение.
Но Дашка так торжественно и отрадно разглаживала собственный несуразный фиговый листок, как будто это был не клочек тряпки, а бальный наряд Золушки.
Девченка блаженствовала и таяла. Всем своим видом она гласила: смотрите, смотрите! Меня в конце концов о-де-ли. Вы видите, люди, одели! Да, это скорей лопушок, чем истинные одежды, но все равно я рада. Смотрите все! У меня появилась скорлупка. Чурики, я сейчас в домике. Я — одета!
Дашка поглядела на меня. И я в первый раз в жизни сообразил, как можно утопнуть в чьих-то очах. Даже дыхание перехватило.
Девченка счастливо щурилась. И правда, точь-в-точь котенок. Я не удержался и почесал ее под подбородком: казалось, что она вот-вот замурлычет.
— Спасибо, — опять, как вчера, особо серьезно произнесла глупышка. Потрясла для уверительности башкой, снова искоса взглянула на свое отражение и повторила, — спасибо, что выдумал. Я пока так похожу.
Вдруг она обняла меня за шейку и чмокнула в щеку.
Мы стояли, — я на полу, она на кровати, тесновато обнявшись и почему-либо немного раскачиваясь. Как будто танцуя неспешный танец. Дашенька лежала щекой у меня на плече и тупо улыбалась.
Я ерошил ее волосы. И трехэтажно матерился про себя. Матерился, так как все уже сообразил. Сообразил, что через полчаса мне забавляться с голенькой и связанной беззащитной растопыренной бедолагой не светит.
— Ожидай здесь, — зло бросил я девчонке.
Ее лицо удивленно растянулось.
— А ты… — неуверенно начала она.
— Не твое дело, — отрезал я, и вышел из дома.
Ругая себя на чем свет стоит, гнал по городку. Позже, в «Детском мире», незначительно отвлекся на подбор одежки и на ублажение продавцов (еще вовсю цвела горбачевская разруха, отличные вещи необходимо было добывать).
Ощущал себя очень тупо: на кой мне сдалась Дашка, как не в качестве живой игрушки? Почему на данный момент, заместо того, чтоб веселиться с ней, я трачу время на ее задачи? Кто чей владелец?
Но всякую вещь нужно либо не начинать, либо делать отлично: это было 1-ое, что я усвоил в бизнесе. Потому проторчал в магазине достаточно длительно. Пока не сделал все, как следует.
Рассеянная Дашка посиживала на крае кровати, сжавшись в комочек. Она испуганно смотрела, как я таскаю в спальню из машины непонятные коробки и мешки.
— А ну-ка, встань сюда! — девченка вздрогнула, когда я похлопал по кровати рядом с собой. Она не понимала, почему я вдруг разозлился и куда-то уехал. И очень страшилась того, что на данный момент с ней может случиться что-то плохое.
Во мне еще бродили остатки злобы. Хотелось отомстить воспитаннице за мой дурной поступок.
Ничего не объясняя, я расстегнул оба ее ремня.
— Поразвлеклась и хватит, — пробурчал я, срывая дашкины «одежды».
Она опять вздрогнула, но промолчала, только горестно вздохнула.
— Так. Сейчас закрой глаза! Закрой, я произнес!
Малышка послушливо зажмурилась. Я полюбовался, как она покорливо стоит нагишом с закрытыми глазками, покрывшись мурашками от испуга. Вынул из мешка и рассыпал перед ней обыкновенные трусики с детскими рисунками.
— Открывай глаза.
Девчонка осторожно приоткрыла глазища. И здесь же вылупила их. Такового она никак не ждала. От неожиданности Дашка пару раз конвульсивно сглотнула, как лягушка.
— Ты… это… ты ездил, чтоб мне это приобрести? Ты меня не околпачил? Это… это правда мне?!
Я кивнул.
— Выбирай. И меряй как надо. Шьют ведь кое-как, вот и купил не только лишь твой, да и на размер больше и меньше. Впредь совместно будем брать, с примеркой.
Малышка так растерялась, что даже «спасибо» забыла сказать. Она схватила одни трусики, бросила, схватила другие. Подняла ногу, чтоб начать измерять. Вдруг всхлипнула. Ринулась мне на шейку, забыв опустить ногу. Поцеловала меня в щетину. Возжелала нежно погладить, но забыла, что у нее в руке трусики, и в итоге повозила мне ими по морде. Ойкнула, хихикнула, но здесь же опять хлюпнула носом. Глаза у нее становились все безумней.
Было надо приостановить дашкины метания. Я шутливо, но достаточно прочно шлепнул ее по попе, вырвал из руки трусики, а ее саму кувыркнул на спину.
— Угомонись и задери сюда задние лапы!
Я стремительно надел до колен трусы, протянул девченке обе руки, и когда мы взялись за руки, скачком поднял воспитанницу на ноги и натянул трусы на место.
— Потопчись, понагибайся. Не огромные, не мелкие? Как они для тебя?
— Они мне… они мне классненько… — шепнула глупышка с блаженной ухмылкой. — У меня никогда таких не было.
Я сделал мысленную засечку, что нужно будет расспросить воспитанницу, как она жила, раз даже новые трусики для нее праздничек? Хотя я и постарался приобрести наилучшие, но все-же…
Я вытряхнул все из мешка. Мы стали измерять тренировочные костюмчики, юбочки, блузы, маечки, штанишки, носочки. Только лифчиков не было, я решил, что это очень.
Дашка начала впадать в нирвану. Она глупо бурчала:
— ты… мне… это мне… это ты… ох…
На ее мордахе было написано счастье.
Перемерив все, я опять оставил девченку в трусиках.
Днем я экспериментировал, как очень можно вынудить побагроветь мою игрушку. На данный момент во мне вдруг пробудился тот же азарт: а сумеет ли на ее рожице уместиться еще большее счастье?
И я положил на кровать перед Дашкой огромную коробку.
— Взгляни.
Девченка присела и стала распутывать ленты с пышноватыми бантами, которые перевязывали коробку. Совладав, она осторожно подняла крышку. Но ничего не увидела: снутри все перекрывала полупрозрачная шуршащая бумага. Малышка отогнула ее, и так и застыла на корточках. Челюсть ее начала отвисать. Все сильней и сильней. Пока изо рта не потекли слюни.
Капля слюны звучно шлепнула по зашуршавшей бумаге, и Дашка как будто пробудилась.
— И это тоже мне?! — не веря, спросила она.
— Ну, я в него навряд ли влезу, — улыбнулся я. Но глупышка меня не слышала. Трясущимися руками она тащила из коробки самое наилучшее платьице, какое я лицезрел в жизни. Я поставил на уши весь «Детский мир», проконсультировался с продавщицами, внушительно переплатил за принесенный со склада недостаток. И, оказывается, не напрасно.
Дашка была в полуобморочном состоянии и уже ни на что не реагировала.
Ну что все-таки, я ведь грезил, чтоб она стала куколкой в моих руках. Вот девченка и перевоплотился в обалдевшую куколку. А из-за чего — какая разница?
Так с улыбкой подкалывая сам себя, я одел Дашу. Посадил. И нацепил ей носочки.
Малышка с идиотической ухмылкой смотрела куда-то вдаль и навряд ли вообщем понимала, что с ней делают.
Я вынул из очередной коробки и надел на беднягу туфли под стать платьицу. В таких не постыдно было бы и Золушке съездить на бал.
Взял Дашку за руку и повел ее к зеркалу во весь рост в прихожей.
Я выиграл: оказалось, малышка может смотреться еще счастливей.
Оставив впавшую в транс дуру перед зеркалом, я пошел делать обед. Ощущал я себя тупо и удивительно. Даровать оказалось так же любопытно, как брать. На душе было сразу и тепло и грустно: все опасные планы полетели ко всем чертям. Приличного злодея из меня не вышло.
Дашка притопала из прихожей только минут через 10. Совсем убитая, вся в соплях и слезах.
— Я… я… я там зарыдала… рыдала… а оно… вот, попало на платьице… я его для тебя испортилаааааа!..
Пришлось взять ее башку 2-мя руками, чтоб вынудить глядеть на меня.
— Дурочка ты у меня все-же. Во-1-х, ничего ты не попортила. Оно отлично стирается, мне торговцы произнесли. Во-2-х, почему «мне»? Это твое.
— Мое?! Насовсем мое?! Ты… мне… разрешишь мне еще его надеть? Правда? Оно такое… такое…
И на платьице стали стремительно повляться новые и новые пятна.
Еще с полчаса, пока варился обед, я слушал ликующие крики из комнаты. Улыбался метавшейся меж спальней и кухней невменяемой Дашке, которая твердо решила не откладывая перемерить все, что я привез. Смотрелась она совсем сбрендившей от счастья. И я темно задумывался, что делать с поломанной живой игрушкой. Напрасно я ремни снял, похоже. Если тогда я посадил Дашку на цепь, то на данный момент она с нее сорвалась. Вот и итог.
Более-менее пришла в себя малышка только за столом. Какое-то время мы жевали молчком, позже девченка произнесла:
— Спасибо. По-правде, я не задумывалась, что ты меня оденешь. Ты очень неплохой. Для тебя ведь нравилось, чтоб я… я… — Дашка быстро побагровела, — а ты меня все равно одел.
И здесь я ощутил, что не совершенно напрасно заместо дрессировки занимался подарками. Наши дела одним ударом поменялись. И совершенно не факт, что я на этом растерял. Если все на данный момент сделать верно, то можно пропустить длинноватое приручение и сходу, на халяву получить ручного зверя.
— А ты не очень воображай, как одел, так и раздену. Да, ты мне больше нравишься голенькой.
Малышка побагровела еще более, хрюкнула и опустила голову, сделав вид, что колупается в тарелке. Я ощутил вдохновение. Внутренне раздувался от гордости и сам над собой ржал: выходило, что я не лопух, а еще заковыристей бармалей, чем сам задумывался, и моя поездка — часть злоехиднейшего плана, вот оно как!
Раз так — приступим! Как там Бармалей говаривал? А мне не нужно не мармелада, ни шоколада, а только малеханьких дашЕй…
— На данный момент мы обо всем договоримся. Я расскажу, что думаю о нашей будущей жизни. И ты решишь. Если для тебя подходит, оставайся. Если нет, мы на данный момент расстанемся. Но что бы ты ни избрала, вспять пути не будет. Уйдешь — означает, уйдешь. Останешься — просто так развернуться и уйти будет нельзя.
Я знал, что делаю. Дашка была малеханькой, но дамой. Принимать решение ей было очень тяжело. Как хоть какой даме. Этим требованием я уже вышиб почву у нее из-под ног, принудил ощутить себя неуверенно. А позже я подтолкну ее к подходящему выбору, и малышка с облегчением согласится: дамы панически страшатся что-то принципиальное решать без помощи других.
— Создадим по справедливости, — решил я. — В сутках 24 часа. Спать мы будем восемь, остается шестнадцать. Мы их поделим напополам. На мое и твое время. В свое время я тебя буду одевать во что захочется либо раздевать. Буду делать с тобой, что захочу. А вот твои восемь часов ты будешь сама решать, что для тебя надеть.
Дашка молчала, смотря в стол.
— Далее. Лодырничать ты не будешь, — продолжил я, — будешь жить обычной жизнью.
Я хмыкнул про себя: последняя фраза прозучала глумливо. Но девченка не увидела.
— Будешь делать зарядку. Будешь заниматься танцевальной гимнастикой: желаю, чтоб ты стала самой прекрасной, здоровой и ловкой! Будешь обучаться готовить. Кройкой и шитьем заниматься: любая девченка должна это уметь. Будешь помогать по дому. А главное, будешь обучаться. Пока на дому. Сейчас устроим экзамены, посмотрим, что ты уже знаешь. Куплю для тебя учебники и начнем занятия.
Малышка сокрушенно вздохнула, такая перспектива ее не обрадовала. Но сделать возражение она не отважилась.
— Не корчи морды. Все обычные малыши обучаются. А ты ведь обычная? — поддел я глупышку. — Буду тебя воспитывать. Добиваться буду по полной, ясно? За нехорошее поведение буду наказывать.
Дашка завозилась на стуле. Необходимо было стремительно заканчивать. И заканчивать, естественно, кое-чем приятным.
— Но даже наказывать тебя буду исключительно в свое время. Пока идут твои восемь часов, я не имею права тебя даже шлепнуть. В твое время ты всегда одета как хочешь и неприкосновенна для наказаний. И очередное: воскресенье у нас будет «денек принцессы». По воскресеньям моего времени будет только четыре часа, а твоего — двенадцать. По воскресеньям ты не будешь обучаться. И каждое воскресенье будем ездить погулять и поразвлечься. В цирк, в кино, на речку — куда захочешь. Выбирать будешь сама. Ну как, отлично?
— Ага, — ответила глупышка. Естественно, она имела в виду только мои последние слова: что отлично шланговать и веселиться по воскресеньям.
Но я сделал вид, как будто принял ее ответ за согласие с моей программкой полностью.
— Ну, вот и молодчага!
Я стащил Дашку со стула за руку, поставил впереди себя, взял за уши и стал торжественно расцеловывать, нахваливая меж поцелуями:
— Ты не только лишь прекрасная и умная, а к тому же храбрая, оказывается! (чмок!) Хвалю (чмок!). Правильно ты избрала (чмок!). Так и нужно: раз, и отрубила (чмок!).
Я лицезрел, что по сути девченка колеблется. Было надо еще чуть-чуть подтолкнуть ее. Потому я, продолжая держать за уши, отодвинул от себя дашкину голову и продолжил, смотря ей в глаза.
— Ну и что для тебя выбирать было? Неважно какая дурочка изберет дома жить, а не в зловонном подвале впроголодь. Ну и пропадают всегда беспризорники. Или их насилуют, или убивают — кто знает? А я из тебя человека сделаю. И попробуй только у меня не сделаться!
Дашка неуверенно улыбнулась. Она согласилась.
Но мне непременно было надо, чтоб она произнесла это вслух.
— Условились? Живем?
Даша внимательно поглядела на меня и кивнула головой:
— Живем.
Я посадил ее на колени и обнял:
— Ну, вот, сейчас ты вся моя.
Девченка прижалась ко мне. Я лаского подул ей в маковку и произнес:
— Понежничаем, и начнем обучаться посуду мыть.
— Отлично, — пробубнила она, и отважилась сказать о собственных колебаниях — А все-же восемь часов… что ты будешь делать?
— Что захочу, то и буду, — отрезал я. И, не удержавшись от подколки, добавил — Либо не терпится выяснить?
Щеки заерзавшей на сидение девченки начали заливаться густым румянцем. А я,
выдержав паузу, существенно протянул:
— А это будет сюр-приии-из! — И небережно хмыкнул, — не волнуйся, все сама узреешь. Равномерно. Когда все это с тобой происходить будет!
Дашка нервно поежилась. Видно, представила, как с ней «все это» делают. Да к тому же целых восемь часов.
Но она издавна была у меня на крючке, оставалось прекрасно подсечь. Так, чтоб дура представила, как будто ее из-под коряги не в аквариум тащат, шараханьями своими от стены к стене владельца веселить. А чтоб выпустить в незапятнанный прудик — с прозрачной водой, тучей смачных червей и россыпями сверкающих сокровищ на деньке.
И я подсек.
— А что, разве восемь часов для меня для тебя жаль? Знаешь, а может, ты и права. Хммм… А давай-ка создадим еще справедливей.
— Как? — заинтересовалась дура.
— А вот так. Все будет зависеть от твоего поведения. Мы заведем для тебя ежедневник. Будем туда писать твои школьные оценки, замечания за поведение и похвалы, если слушаешься. По утрам подбиваем итоги за прошедший денек. Если школьные оценки в среднем трояк, а по поведению нет не плюсов, ни минусов, то делим наше время по восемь часов. Каждые полбалла оценок и каждый плюс либо минус за поведение разделение времени на час сдвигает.
— Это как? — не сообразила Дашка.
— Cмотри. Допустим, за уроки получила ты кол и пятерку. В среднем это три. Означает, твоих восемь часов свободных. Но ты в сей день за поведение получила 5 минусов и девять плюсов. Плюсов на четыре больше, чем минусов. Означает, к твоему времени завтра добавится еще четыре часа, а у меня они отберутся. Понятно?
— Ага, сейчас понятно, — обрадовалась малышка. — А если у меня будет 10 плюсов и ни 1-го минуса?
— Тогда будущий день вполне твой, и еще на послезавтра два часа перенесется. Да, кстати, еще мы с тобой вдвоем подумаем насчет каких-либо премиальных
часов за каждую проявленную тобой инициативу!
Бармалей снутри меня бегал по потолку от гордости за свое коварство: «инициативой» планировалось считать различные дашины идеи насчет того, какие еще неблагопристойные забавы можно будет с ней устроить.
— Ура! — закричала обычная как грабли девченка — Желаю так!
— Означает, так и создадим. Сейчас все подготовим, и завтра с самого утра уже будем жить по новым законам.
Мы с Дашкой мыли посуду. Настроение у обоих было красивое. Мы радовались, что так здорово обо всем условились.
Дашка балдела от того, что сейчас все будет зависеть только от нее самой. А я — от того, что дура повелась. Так как отлично осознавал то, что ей невдомек. Что 2-ой вариант нашего контракта для нее выйдет куда ужаснее первого. Что зависеть продолжительность «ее времени» будет совершенно не от нее, естественно. А от того, кто будет ее оценивать. И потому целых восемь часов ходить нелапаной и нешлепаной малышке будет удаваться изредка.
Но при всем этом я буду поддерживать у воспитанницы иллюзию более-менее справедливого оценивания. Ведь так я задаром получаю очередной мощнейший рычаг управления: девченка будет изо всех сил стараться слушаться и «отлично себя вести» не только лишь под ужасом наказаний, а и чтоб растянуть часы вольницы.
Когда мы прибрались на кухне, я поставил Дашку на табуретку, приподнял маечку и чмокнул в живот.
— Неплохой мы с тобой закон выдумали, правда?
— Ага, — кивнула девченка. Здесь у нее началась новенькая схватка любопытства. — А все-же, что ты в свое время делать будешь?
— Какой это будет сюрприз, если я все выложу? Ладно-ладно, расскажу чуть-чуть, а то вон измучилась вся. В общем, все будет по справедливости, — начал я.
Начал, и задумался: смотри-ка, и сюда приплел. А бывает вообщем в жизни такая штука, которую нельзя справедливостью обругать?
— Воспитывать буду. Но еще, не считая воспитания, от тебя самой зависеть будет, как я к для тебя буду относиться.
— Как это? — заинтересовалась девченка.
— Да так это. Чем человек взрослее, тем он себя ответственней ведет, верно?
— Ага, — не очень уверенно отозвалась воспитанница.
— Вот так и станем жить. Когда будешь себя вести трепетно, по-взрослому, я буду с тобой обращаться, как со взрослым человеком.
— Дааа? — с огромным колебанием переспросила Дашка. — И наказывать не будешь?
— Кто же взрослых женщин наказывает? — пожал я плечами. — Ты вот слыхала,
чтоб большой тете, скажем, было а-та-та по попке? Так что не буду.
А когда будешь вести себя как малая, плохо обучаться, баловаться, не слушаться — буду не только лишь наказывать, а и вообщем к для тебя относиться, как к малявке бестолковой. Справедливо же?
— Нууу… — сморщила лоб дура, — кажется, справедливо.
— Утром начинаем наши законы соблюдать. А пока… Сейчас будем делиться. Ты вот походила одетой, сейчас нужно голенькой побегать.
— Это почему? — растерялась Дашка.
— Как почему? Ты же получила наслаждение, побыла одетой. Сейчас мне приятное сделай. А позже снова тебя порадуем. А то нечестно.
— Нечестно? — засомневалась девченка. Она ощущала, что в моем наглом заявлении что-то не так. Но не могла сходу сообразить, что.
— Само собой, — подмигнул я ей. — Если по правде, так ты должна бы вообщем всегда нагишом бегать.
— За что?! — возмутилась малышка.
— Да не «за что». А по правде. Даже поговорка такая есть: «нагая правда». Слышала?
— Слышала, — кивнула совершенно сбитая с толку воспитанница, смотря, как я медлительно расстегиваю пуговку на ее новых шортиках из джинсовки.
— Вооот! — поучительно произнес я, подбрасывая пальцем язычок молнии. — Вот для правды голяком и походишь. А позже опять одену…
— А оденешь, выходит, для вранья? — хихикнула девченка, которая, в конце концов, переварила мою ахинею. — Ой, мамочки!!
Вжжжик! Молния расстегнулась. Еще пара быстрых движений, и шортики со сбившимися в их трусиками дежат вокруг девчачьих щиколоток!
Пискнув, бедняжка схватилась за подол собственной недлинной маечки. И, изо всех сил потянув ее книзу, сделала попытку присесть. Но я оказался проворнее. Подхваченная одной рукою вокруг ножек под попой, дура на мгновенье повисла в воздухе, и совсем сдернутые штанцы свалились на пол.
— Итак вот ты какая, нагая правда! — протянул я, откровенно любуясь дашкиным видом.
Моя рука осталась на месте и не давала девченке присесть. Малышка топталась по табуретке и все пробовала так растянуть топик, чтоб он прикрыл низ живота.
Задачка очевидно была неразрешимой. Скоро это сообразила и Даша. Она отпустила подол и зажала ладошки меж ножек.
В маечке бедняга внезапно оказалась даже аппетитней, чем была совершенно без ничего. Ее низ торчал из топика очень трогательно, весело и мило.
Я сообразил, что так ее и буду сейчас держать. Скажу, дескать, мне бы хотелось, чтоб ты совершенно голенькой была. А ты желала одетой. Итак вот, дескать, ни для тебя ни мне. По справедливости. Пошевелил мозгами, и сам опешил: к чему только я сейчас правду-справедливость ни приплетал, и вот еще новый прикол намечается.
Но это позже. На данный момент Дашка была готова, что ее вот-вот вполне разденут. Не разочаровывать же моего зверя!
— Поднимаем ручки, переодеваемся, — начал я заворачивать ввысь подол топика.
— Во что? В этот, как его… в костюмчик Евы? — вздохнула воспитанница, не очень сопротивляясь. Последняя тряпка полетела на пол.
— В самый превосходный костюмчик Даши, — ответил я, снял малышку с табуретки и повел за руку в комнату, к застеленному еще вчера столу.
— Готовимся к школе, — изображая деловой тон, начал я новое развлечение. — Учащаяся Дарья Толстопопкина, пройдите на осмотр! Не Толстопопкина? Ага, она у вас по правде не толстая… не визжать! Простите, княжна Сиськи-Писькина, сдуру не признал Ваше Сиятельство… Что, снова не так?! Запутали вы меня совершенно, пациентка Голышкина. Все, заканчиваем баловаться. Утомился я угадывать. На этом остановимся. Не знаю, кем вы там ранее себя представляли, а на данный момент ваша фамилия Го-Лыш-Ки-На, понятно? И не спорьте со взрослыми, Дарья Голышкина! Так вы и все свои тетрадки с дневником подпишете. А на данный момент прошу на процедурный стол. Для полного обследования организма. И без капризов: по распоряжению директора нашей школы, посещения медпункта ученицами строго неотклонимы!
Создатель рассказа: кот Валериан
У нас также ищут:
смотреть как ебут огромные попки, замужних ебут, инцест мамы дают, инцест порно видео мать и сын онлайн смотреть бесплатно в хорошем качестве, заснял маму и трахнул ее, секс раком в киску, порно шок инцест, целки принуждения, как трахаться девственнице в первый раз-видео, порно трахнул горничную негритянку, порно мама при отце трахается с сыном, хочу тещу трахнуть как быть, как я трахалась в попу форум, как чечены ебут своих жен, трахнул худышку, девушка спит а ее ебут, порно история мой инцест, русскую школьницу трахнули одноклассники видео, порно меня выебала моя мама бесплатно онлайн, инцест где мама соблазняет сына, Сисястая брюнетка смачно сосет фаллос, сквирт в краснодар, несколько раз кончил внутрь i, трахнули спящего русское порно онлайн, порно трахнул красотку ракам, Две девки активно ебутся с бизнесменом